К 120-летию Сергея Есенина
Простая рязанская баба 120 лет назад родила Сергея Есенина – «орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия…», — по словам Максима Горького. Появился на свет гений из народа.
Всё удачнейшим образом сошлось в Есенине: внешняя красота, широта натуры, любовь к живому и неживому в мире, удивительнейшее умение поэтического чувствования. Гений не только в поэзии, но и в мельчайших бытовых мелочах. Писатель Лев Никулин вспоминал: «…такое умение с изящной небрежностью носить «городской костюм» я видел еще у одного человека, вышедшего из народных низов, — у Шаляпина». Нет, недаром говорят, что истинные таланты многогранны.
И все его современники почти в один голос утверждали, что «у Есенина с самых ранних пор не было неудачных стихов».
Вот одно из ранних стихотворений девятнадцатилетнего Сергея Есенина, датируемое концом 1914 года как «Выть». Опубликовано впервые в газете «Биржевые ведомости» от 11 октября 1915 года. Даже официальный орган финансового ведомства отдал дань стремительно выросшей популярности рязанского поэта, впервые появившегося в марте этого года в российской столице — Петрограде.
Не забудем, что идет первая Мировая война, что основной противник России – кайзеровская Германия, рвущаяся к переделу не только карты Европы, но и всего мира. Враг так ненавистен, что даже немецкое «бург» в названии столицы Российской империи заменено на русское «град». И потому чрезвычайно актуальны патриотические стихи, воспевающие Россию, крестьянскую Русь с её укладом и вековой силой, ведь крестьяне – основная составляющая часть (85%) русского народа и армии. Эту силу надо всеми способами поддерживать и прославлять.
Это отлично понимал Есенин! Сама крестьянская жизнь и работа, органическое единство пахаря и русской природы, знания особенностей её и примет, ни в малейшей степени не могли усомнить Есенина в благодатной силе родной земли (выти). Многие его современники, вспоминавшие о нём в эти начальные годы его триумфа, отмечали, что Есенин выбирал для чтения в салонах, в том числе, и великосветских, стихи с «крестьянским духом».
Летом 1916 года Есенин читал стихи императрице и членам царской фамилии. Александра Федоровна отметила, что «стихи красивые, но очень грустные». Есенин пояснил, что «такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч.» (из автобиографии С.Есенина).
Собственно говоря, других стихов на ту пору у Есенина и не было. Не стал бы он писать о городской жизни с его скудным опытом проживания в Москве с 16 лет. Он писал о том, что хорошо знал, что пережил, что попробовал своими руками и обмозговал в голове. Эти стихи, тесно связанные с историей крестьянства, с его нравами и бытом. Они, повторяя перипетии крестьянских судеб, все их изгибы и переливы, не просто отражали реальность русской деревни, они становились великой самостоятельной и нравственной силой.
Лирика по своей природе исключительно индивидуальна, и насколько велика личность автора и в знаниях, и в ощущениях, настолько велики и одухотворены его стихи, настолько они понятны и близки читателю. «Отчего Кантемира читаешь с удовольствием? – спрашивал себя Константин Батюшков в эссе «Нечто о поэте и поэзии». – Оттого, что он пишет о себе. Отчего Шаликова читаешь с досадой? – Оттого, что он пишет о себе». Комментарии здесь, по-моему, будут излишни.
Прочитаем это стихотворение полностью.
Чёрная, потом пропахшая выть!
Как мне тебя не ласкать, не любить?
Выйду на озеро в синюю гать,
К сердцу вечерняя льёт благодать.
Серым веретьем стоят шалаши,
Глухо баюкают хлюпь камыши.
Красный костёр окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
Тихо, на корточках, в пятнах зари
Слушают сказ старика косари.
Где-то вдали, на кукане реки,
Дрёмную песню поют рыбаки.
Оловом светится лужная голь…
Грустная песня, ты — русская боль.
Классический силлабический (syllaba по латыни – слог) стих, который удачно и широко применял Кантемир, выше упомянутый. В нём число слогов в каждой строке одинаково, в данном случае у Есенина их десять, при обязательной рифме предыдущей строки с последующей. Юный Есенин, обращаясь к форме стиха, распространенного в XVII, показывает преемственность, некую консервативность деревенской жизни. В данном стихотворении такой подход вполне оправдан содержанием.
Но с первых же слов спотыкаешься. Что это за «выть» такая, да ещё пропахшая потом? Толковый словарь С.И.Ожегова даёт только одно, глагольное, значение этого слова, поясняя примером — «собака воет». И всё. Но вой собаки никак не может нести в себе запах пота, тем более, человеческого.
И только Владимир Даль даёт исчерпывающие пояснения этому многогранному слову. Это и «участь», и «рок», и «судьба». После этого уже как-то становится яснее и ближе смысл. И уж совсем он проясняется, когда узнаешь, что выть – это «пай» или «надел земельный», участок земли и покоса на 8 душ. Вот его-то, обрабатывая или накашивая с него сено, пропотеешь до черноты алой рубахи. Вот её, эту «черную выть», можно и нужно любить и ласкать, чтобы, собрав урожай зерна или накосив сена, жить сытно в долгую-долгую зиму.
Значение слова «выть» можно узнать и из воспоминаний Н. Сардановского, друга детства. «Всем селом выезжали в луга, по ту стороны Оки; там строили шалаши и жили до окончания сенокоса. Сенокосные участки делились на отдельные участки, которые передавались группам крестьян. Каждая такая группа носила название «выть» (Сергей утверждал, что это от слова «свыкаться»)». Думается, что значение «выти» по Далю, как участка родной земли, гораздо ближе, чем у Сардановского
«Гать» более понятное слово, но опять же для тех, кто хорошо знает русское слово. Это дорога (широкая тропа) на засыпанном соломой или выложенном бревнами болоте, или запруда на низменном месте.
«Веретье» — ещё одна загадка, о которой молчат современные словари. Трёхтомник Сергея Есенина, выпущенный библиотекой «Огонька» в 1970 году, ошибочно трактует это слово, как «не заливаемую во время разлива возвышенность на пойме». Но как «возвышенность» может стоять шалашами? Невероятно! Словарь же Владимира Даля поясняет, что веретье — это «дерюга», или мешок из подобной серой ткани, или грубая одежда. В сумерках, «в пятнах зари», которые живописует поэт, соломенные шалаши можно, действительно, спутать с серыми дерюжными мешками. И потому-то юный поэт веретье снабжает эпитетом «серый». Наконец, речь в стихотворении идёт о косьбе, которая, как широко известно, проходит в июне, но никак не в мае, когда в средней полосе реки выходят из берегов в период весеннего половодья, то есть (ещё раз подчёркиваю) веретье не есть возвышенность.
Таганы же (треножники) нельзя путать с котлами или каганцами. Естественный звук при ходьбе на топком болоте — «хлюпь» (неологизм). Звук растворяется, скрадывается (баюкаются) в густо растущих вокруг камышах.
«Кукан» — бечевка (крепкая нить) для нанизывания на её петлю пойманной рыбы. Такой нитью кажется в сумерках, под луной, оловом отдающее зеркало далёкой реки. Упомянутый чуть выше трёхтомник Есенина от 1970 года объясняет слово «кукан», как «островок, появляющийся во время спада воды в реке». Неверно! В густеющих сумерках разглядеть «где-то вдали» островок невозможно. Да, он и не важен. Важны для поэтической картины извивы реки, тускло блестящей оловом. К тому же Владимир Даль категоричен: «кукан» — это нить и только она. А не остров.
Посмотрите в послезакатных безветренных сумерках (вечерней зарёй) на реку с высокого берега, и вы убедитесь в правоте Есенина, — недвижимая гладь её похожа на плоское зеркало или олово. Оно кажется чужим, инородным телом, не имеющим прямого отношения к реке, а, скорее, к любой луже («лужная голь»), при взгляде на которую на сердце падает грусть.
Можно прозаически пересказать это, на первый взгляд, малопонятное стихотворение юного, но так хорошо знающего смысл редких русских слов Есенина. Лирический герой, молодой парень, готовит вместе с косарями ужин после трудового дня на покосе (выти) низменного левобережья Оки. Увидев свет костра, к ним подходит старик-странник, калика перехожий, и заводит длинный разговор (сказ). Обычное дело для русского крестьянского столетнего уклада. Парню не сидится, послушал-послушал и очарованный светом вечерней зари идёт прогуляться. Выходит на высокую гать, что ведёт через болото к синему озеру, оглядывается и видит всю неповторимую в своей красе картину: шалаши, что напоминают дерюжные мешки, костер, у которого сидят на корточках косари, слушая побаски старика. Земля вблизи болота сыра и холодна – можно простудиться, если на неё сесть. Эта, казалось бы, мелочь очень характерная и знаковая для поэта-крестьянина вещь, идущая от глубинного знания жизни. Вдали вьётся нитка реки, от которой доносится песня рыбаков. Песня спокойная, тягучая, «дрёмная» (неологизм), от неё тянет в сон, в дрёму.
Всё просто!? И да, и нет.
Прозаический пересказ, несомненно, яснее по смыслу. Однако истинное назначение художника слова – это изображение увиденного, пережитого, а не рассказ о нём, как в прозе, так и, особенно, в поэзии. Изобразить несравненно сложнее, чем рассказать. Умение изобразить настроение есть главное отличие таланта от ремесленника в литературе, умеющего только пересказывать.
В наш прагматичный век многим читателям достаточно ясного пересказа, чтобы не нагружать воображение и душу. Ведь для того, чтобы понять настроение, передающее красоту русской природы вовсе не надо рыться в словарях, чтобы понять и оценить все художественные образы, порожденные богатым воображением гения. Это дело литературоведов, оценивающих соответствие значений диалектизмов и созданных, благодаря им, сложных поэтических образов.
Когда некоторые современные поэты, а иные из них достаточно известны, говорят с высокомерной усталостью в голосе, но безапелляционно, что он (она) не понимают Есенина, то становится яснее ясного – они далеки от России. Им не понять за всю свою жизнь: к чему это сотни лет крестьяне, а ранее смерды, украшали свои кособокие, крытые соломой избы наличниками с глухой резьбой. Какая пустая трата времени и сил.
И, пророчески предвидя такое отношение к своей поэзии, Есенин восклицал, обращаясь к поэтам своего времени: «У собратьев моих нет чувства Родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и не согласовано всё. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния» («Быт и искусство», отрывок из книги «Словесные орнаменты», 1921год).
Чем богаче воображение стихотворца, тем сложнее, выпуклее поэтические образы. Сравнить шалаши косарей, покрытые серой, прелой от времени соломой, с дерюжными мешками, завязанными сверху, это ли не вершина воображения. Хотя при достаточно развитом чувстве ритма, даже без знания значений редких слов, не трудно ощутить всю поэтическую выразительность этого стихотворения.
И, прежде всего, понять нежную любовь к родному краю, к Родине. Мы чувствуем здесь русский дух, и может чётко сказать: в стихах Есенина «Русью пахнет!» Именно эту задачу ставил перед собой Есенин на протяжении всего своего творчества.
Помнится, что к 70-летию поэта (1965) вышел сборник «Воспоминания о Сергее Есенине». В одном из них фронтовик Великой отечественной войны пишет, как ходили по рукам тетрадочки со стихами поэта, как щемящей любовью к родине, родному дому наполнялось сердце от строк:
Пахнет рыхлыми драченами;
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
По большому счёту и Великую Отечественную войну превозмог и выиграл русский крестьянин, основная сила советской армии. Он защищал свою национальную самобытность, свою мать, которой тяжело справляться с ухватами, свой налаженный и вековечный быт от «нового порядка», грозящего всё описанное Есениным уничтожить. Без политиканства можно сказать, что уничтожая русскую деревню в XXI веке (намеренно или бездумно), мы уничтожаем не только есенинскую Русь, но и современную Россию.
И в раннем, разобранном выше стихе, и в одном из кратких и последних (1925), прослеживается эта неразрывная связь с родной землёй.
Ах, метель такая, просто чёрт возьми.
Забивает крышу белыми гвоздьми.
Только мне не страшно, и в моей судьбе
Непутевым сердцем я прибит к тебе.
«Ты» — это родина, Русь, к ней навечно прибито сердце поэта.
2
«Слова – это образы всей предметности и всех явлений вокруг человека; ими он защищается, ими же и наступает. Нет слова беспредметного и бестелесного, и оно так же неотъемлемо от бытия, как все многорукое и многоглазое хозяйство искусства», — отмечал Есенин в статье «Быт и искусство». Выше произведенный разбор стихотворения «Выть» — дополнительное и полное доказательство этих слов Сергея Есенина.
Хотелось бы дополнить его эпизодом из книги Константина Паустовского о писательском мастерстве с названием «Золотая роза». Говоря о том, что смысл слов ищут не только писатели, но и многие люди, он вспомнил, как его поразило слово «свей» в стихах у Сергея Есенина:
И меня по ветряному свею,
По тому ль песку,
Поведут с веревкою на шее
Полюбить тоску.
Не зная его истинного значения, Паустовский, тем не менее, чувствовал (вот главное признание), что в нём «заложено поэтическое содержание. Это слово как бы само по себе излучало его». Писатель признаётся, что сколько он ни бился над разгадкой, поиски и догадки не давали истинного значения. В словаре Владимира Даля этого слова нет. Узнал он смысл этого слова от писателя-краеведа Юрина, когда они шли в луга по чистому речному песку. Тот спросил Паустовского, показывая на волнистую рябь на песке:
— Вы знаете, как это называется?
— Нет, не знаю.
-Свей. Ветер свевает песок в эту рябь.
Паустовский порадовался за Есенина, за его поэтически тонкое чувствование предмета, явления природы, которое он изображает. «И мне с тех пор поэзия Есенина кажется наилучшим выражением широких закатов за Окой и сумерек в сырых лугах, когда на них ложится не то туман, не то синеватый дымок с лесных гарей», — признаётся великий лирик прозы Паустовский.
3
«В стихах моих читатель должен главным образом обращать внимание на лирическое чувствование и ту образность, которая указала путь многим и многим молодым поэтам и беллетристам. Не я выдумал этот образ, он был и есть основа русского духа и глаза, но я первый развил его и положил основным камнем в своих стихах», — так объяснялся Сергей Есенин с читателями в предисловии к сборнику «Стихи скандалиста».
Чем же определялось особое лирическое чувствование Сергея Есенина? Откуда такая грусть и даже тоска, отмеченная в предыдущем четверостишии у молодого (20 лет) поэта и с каждым годом всё увеличивающаяся?
Надо заметить, что крестьянский быт несравнимо с городским более плотно завязан на Вечность, на вопросы жизни и смерти.
Полюбил я мир и вечность,
Как родительский очаг.
Сельский житель, кормящийся исключительно своим физическим трудом, тесно взаимодействует с соседями по общине, но и не только. Рядом с ним и «беспокойные куры», «кудлатые щенки, «белоногие телки» и много другой живности, срок жизни которых несравнимо более короток, чем человеческий. К ним прикипает сердце, но, одновременно, домашняя живность есть средство к пропитанию. Надо заколоть курицу или петуха к празднику или к приезду дорогого гостя, или свинью и отнести мясо на рынок, чтобы купить пальто на зиму. Корову с томным взглядом, рыдая, отвести на живодёрню. И даже из шкуры кота сделать шапку.
Помните:
Все прошло. Потерял я бабку.
А еще через несколько лет
Из кота того сделали шапку,
А её износил наш дед.
И даже организовать самому, мальчишкой, похороны ласточки, что вдруг залетела в открытое окно избы и попала в чугун с кипятком. Сделать ей саван из листа лопуха и похоронить под вишней в белом весеннем кипении цвета. Поставить крестик, связанный из щепочек ниткой осоки, посидеть и помолчать, думая о бренности всего живого. В городе такого опыта невозможно получить!
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь.
В селе каждый на виду, все знают друг о друге всё. Все слабости, все перипетии судьбы, все планы и намерения. Абсолютное большинство из сельчан твои друзья, а частенько и родственники. Их много. Жизнь и смерть идут рука об руку, рождая естественную жалость к умершим. С детства у впечатлительных людей с тонко организованной душой, тем более православной, приходит ясное понимание того, что каждый раз колокол звонит и по тебе. Приходит понимание высказывания Марка Аврелия: «Высшее назначение наше – готовиться к смерти». В Есенинской интерпретации мысль Аврелия звучит так: «Ведь каждый в мире странник – пройдет, зайдет и вновь оставит дом».
От этого проистекает любовь Есенина к людям:
Все успокоились, все там будем,
Как в этой жизни радей не радей, —
Вот почему так тянусь я к людям,
Вот почему так люблю людей.
И она, совсем не странное дело, эта любовь тесно связана с грустью, жалостью, смертью. Такое восприятие также идёт от крестьянского его происхождения, от нежной души, от любви к людям и «братьям меньшим», и к природе-кормилице. Чувствование на кончике иглы. И каждое стихотворение, как укол этой иглы. Конечно же, такое восприятие исключительно редкое явление.
Почти все предметы и явления природы у Есенина одухотворены. Роща «отговорила», дорога «дремлет», «взбалмошная луна» вяжет «кружевные узоры», клён – «пьяный сторож», а вечер «насопил чёрные брови».
Прочитайте любое стихотворение, и вы найдёте этому самое исчерпывающее подтверждение. Или вот совсем уж бесподобное сравнение:
«Режет серп тяжелые колосья,
Как под горло режут лебедей».
Между тем, «смерть в потемках точит бритву», и «желтый хвост упал в метель пожаром», и в «землю вопьются рога». И как апофеоз:
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.
Максим Горький, которому Сергей Есенин читал «Песнь о собаке», вспоминал, что при последних словах «на его глазах тоже сверкнули слёзы».
Усмешливо и иронично Есенин признавал значение своей поэзии хотя бы вот в таком значении:
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.
Душу-то (!) зверя лечит. Но всякая ли человеческая душа подвержена такому лекарству, как поэзия Есенина? Надо признать, что нет, и об этом говорилось чуть выше. И это не беда Есенина и его поэзии, не отсутствие мастерства и недостатка ярко звучащих слов, доходящих до всякого сердца. Это беда людей, всё более и более одобряющих или тихо смиряющихся с бездушием общества накопительства. Людей, считающих совесть химерой, мешающей вольготно, счастливо и сытно жить. А без совести душе не жить, не бывать. Понимая это, Есенин без устали говорит о душе, скорбит, если она уходит из бренного тела человека, сам боится «погаснуть душой».
Наивысшим достижением в человеческих отношениях и целью своей поэзии Есенин считал воспитание у каждого богатства души:
Если душу вылюбить до дна,
Сердце станет глыбой золотою.
Вот только мало кому требовалось его золотое сердце. Большинство предпочитало золотую глыбу в прямом смысле, особенно в годы новой экономической политики (НЭП), на которые приходится расцвет поэтического творчества Есенина. Кстати, сложность этого времени хорошо чувствовал и Алексей Толстой, блестяще отразивший его в повести «Гадюка».
Окружение Сергея Есенина требовало от него, в абсолютном большинстве, не золотого сердца, а денег и славы, в лучах которых можно обогреться и сделать карьеру. Женщинам – интимная близость была более понятна, чем золотое сердце.
И Есенин устал «рубцевать себя по нежной коже, кровью чувств ласкать чужие души». Душа, как и тело, которое она населяет, может, может устать. И, действительно, устаёт. Она болеет от отсутствия рядом людей, полностью согласных с твоим золотым сердцем, с взглядами на жизнь. Ведь для того, чтобы понять золотое сердце, надо иметь и свое собственное по составу, мало отличающемуся от золотого. А где же найти такое?
Вся поэзия Есенина создана «кровью чувств» с помощью, казалось бы, необъятной и неисчерпаемой души. Разбрасывал он её немереными кусками направо и налево, считая, что её на всех хватит – так она велика и щедра. Видимо, как всё на свете, имеет свой предел. И Бог (судьба) берегут душу талантов от полного истощения, унося часть себе, другую часть, оставляя людям.
Не находя в других родственную своей душу (отсюда метания его от одной женщины к другой), Есенин долго уговаривал себя, что
Жить нужно легче, жить нужно проще,
Всё принимая, что есть на свете».
Как не убеждал он себя, что
Я живу давно на всё готовым,
Ко всему безжалостно привык,
но без истинных друзей жить не мог. И ни к кому не прикипел он золотым своим сердцем.
Нет, не привык Есенин к бездушию, меркантильности, интриганству, лжи. Воспитание православное заложило крепкий иммунитет к этим суетным мерзостям человека. Есенин, несомненно, принадлежит к тем редким людям, которых в конце XIX века называли “человек гаршинского склада». Этому термину мы обязаны писателю Всеволоду Гаршину, обладающему обостренным чувством неприятия зла и уродства, наряду с любовью к жизни и красоте окружающей природы. Несовершенство человеческих отношений вызывало в нём грусть и страдания. Именно Гаршин подметил, что род-то людской пошел от убийцы Каина, а не от праведника Авеля. Ушел Гаршин из жизни добровольно в 33 года.
«Устал жить», — так говорят среди православного люда, кивая на неожиданную и скорую смерть. Устал жить и Есенин, «себя вынимая на испод…». И словечко «выдохся» здесь, к творческой натуре не применимо. Здесь драма человека, не нашедшего своей душе подругу, равновесную по щедрости. Думается, никакие веские «доказательства», добытые сторонниками теории убийства Есенина троцкистами (хотя они ненавистны мне), не смогут устранить православного наблюдения — «устал жить».
Но вечно Есенин будет мил народу русскому, не устающему повторять:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
