1
Николай Петрович Быстров заприметил этого мужика ещё в аэропорту, перед выходом на посадку. Он сидел в соседнем зале у стойки, где только что закончилась посадка на Симферополь, и свободных кресел для размещения седалищ там оказалось предостаточно. Проходя мимо, Николай Петрович заметил в руках у него потрепанную книгу, которую тот тут же закрыл, как только на неё упала его тень. «Псалтырь». Николай Петрович успел прочитать название и подумал: «Пижон! Хочет показать свою набожность или отстраненность от грешного мира».
Ну, хочет показать, пусть показывает, хотя лучше быть, чем казаться. Николай Петрович прошёл мимо и устроился поодаль. Поёрзал на жестком кресле, устраиваясь поудобнее, развернул свежую газету и вчитался, напрочь забыв о мужике…
В самолёте все уже сидели на своих местах, когда в проходе появилась блондинка бальзаковского возраста. «Моя соседка», — подумал Николай Петрович и поглядел на пустующее рядом кресло. Женщина, словно подтверждая его мысли, жизнерадостно улыбнулась Николаю Петровичу, как старому знакомому. Он встал и вышел в проход, пропуская её на единственное свободное место в салоне.
«Хм, никогда бы не подумал, что в самолёты внутренних линий продаются все билеты до единого». Последний раз он летал в Америку, и тогда в самолёте было столько свободных мест, что некоторые пассажиры влёжку укладывались спать, занимая сразу три или четыре места разом.
-Часто летаете?! — поинтересовался Быстров, как только соседка ловко и привычно уселась, вальяжно раскинувшись меж двух крупных мужчин.
Интонация была скорее утвердительной, чем вопросительной.
-Да, — согласилась блондинка, — а вы наблюдательны, — польстила она, растянув губы, словно они не знали иного положения, кроме улыбки.
Оптимизм, пусть и показной, – замечательное качество. Кто бы спорил: легче жить.
Первой их пищей за время полёта стала духовная – стюардесса на тележке развезла всем московские газеты. Через два ряда, впереди, некий пассажир взял сразу целую кипу, Быстров невольно пригляделся и узнал того странного мужика, что читал «Псалтырь». Соседка выбрала «Комсомолку», она протянула за ней руку, и Петровича неприятно поразила яркая татуировка, закрывшая почти всю тыльную сторону кисти и убегающая к локтю. Весёлая особа перехватила взгляд и непринуждённо пояснила:
-Пришлось закрыть некрасивые шрамы.
Уточнять личные подробности у незнакомых людей неприлично и Быстров задал стандартный вопрос:
-Где вы работаете?
-Я парикмахер.
-Сейчас принято говорить «стилист», — слегка подтрунил Петрович.
-Мне больше нравится старое название, — не согласилась соседка.
-Ну, и правильно, — одобрил он.
Быстров, с детства наученный отцом столярному делу, с уважением относился к людям, у которых руки, что называется, правильно росли из соответствующих мест. Неважно: парикмахер ты или плотник, лишь бы был мастером. Молниеносное щелканье ножницами, тоже развивает мелкую моторику пальцев. Значит и ума? Может быть, запоздалого, но… Ко всему прочему парикмахеру, более чем знатному психологу, клиенты доверяют самые невероятные тайны, и их голова полна занимательных историй.
За иллюминатором сияло незаходящее солнце. Чистейшее голубое небо прорезывали лишь белые полосы выбросов от самолётов, летящих соседними коридорами. Умиротворение заполняло душу от этой неземной, космической красоты, свободной на высоте в 10 километров от тёмных облачков, закрывающих свет. Как там, у Блока? «Летун отпущен на свободу…». Вот, наверное, здесь настоящая свобода. Свобода в прямом и переносном смыслах. Она маняща и опасна, без мастерского управления ею, можно свалиться в пике, разбиться, распасться на части, на молекулы и атомы…
Для блондинки город прибытия был родным — она тут же исчезла, и пути Николая Петровича с нею разошлись решительно и бесповоротно. А вот с мужиком, читающим «Псалтырь», понемногу стали сходиться. Он и Быстров оказались ягодками с одного поля, их и ещё группу из восьми человек встречали, как участников лингвистической конференции.
В южном городе среди открытой степи свободно и мощно гуляли осенние ветра, словно сквозняки в доме с настежь распахнутыми окнами и дверьми. Прилетевшие сжались в комочек, столпившись за стеклянной стенкой автобусной остановки. Заказной автобус запаздывал. В июле или августе эти ветра несли прохладу и отдохновение от нестерпимого степного зноя, но в конце октября от мощных порывов хотелось скрыться, куда-то залечь, чтобы они пронеслись мимо.
Прячась от ветра за убогой конструкцией, Быстров изучал попутчиков, приглядывался и к мужику. Облачение его, как истинного жителя XXI века, отличал невзрачный кейджуал-стил, если применить американский сленг. Черные вельветовые джинсы – Быстров назвал бы их плисовыми за бархатистость – ношеная-переношенная тёмно-синяя куртка из плащовки, а на голове — видавшая виды засаленная бейсболка.
Его согбенные плечи на первый взгляд обманули Быстрова, и он принял его за старика, хоть и современно прикинутого. В подошедшем после томительного ожидания автобусе место Николая Петровича оказалось прямо за мужиком, и он убедился в своей ошибке. Когда тот снял на время бейсболку, чтобы поскрести голову, Быстрову открылись густые, как верблюжья шерсть, черные, коротко стриженные, без малейшей проплешины волосы. Тонкие края бейсболки загнулись, когда мужик вновь натянул её, и, видимо, чувствуя взгляд соседа, несколько раз в пути поправлял её. «Эге, — подумал Николай Петрович, — да, ты дружок, пожалуй, лет на десять моложе меня, а я-то думал — старик».
Вечером ужинали за общим столом. Быстров случайно оказался рядом с читателем «Псалтыря», у которого нашлись здесь знакомые. Николай по обрывкам разговоров уловил, что тот из Белоруссии, и услышал, как он весьма и весьма нелицеприятно отзывается о Лукашенко, называя президента «свинобатькой» по аналогии со свиноматкой.
Ну, называет, пусть называет — мало ли недовольных. На всех, как говорится, не угодишь. Проголодавшегося Быстрова это как-то мало занимало, хотя и он не одобрял намерения соседнего президента покупать нефть из Ирана, а не из России.
Между тем, желудок требовал своего. Стол не подвёл. Закусь была что надо! Салаты из свежих томатов и огурцов, на широких круглых тарелках заманчиво поблескивала жирком нарезка колбас из нескольких сортов, а затем следовало жаркое. Как тут не отметить удачный прилёт чем-то более крепким, чем негазированная вода из пластиковых бутылок? Быстров вернулся к бару, который заприметил, направляясь в общий зал гостиничного ресторана. Для пробы он заказал 50 грамм местной степной настойки, поднимая которые, вдруг увидел того самого мужика, подходившего к стойке.
— Во рту пересохло? – без ехидцы, и доброжелательно улыбаясь, спросил Николай Петрович, твердо и прямо глядя ему в глаза.
— Да, — с пониманием отозвался мужик и протянул руку, — Николай Николаевич Шевчук.
Движение руки и вся фигура являли собой изрядную долю суетливости и неуверенности в себе. Он будто вспоминал, что же он должен этому человеку. Глаза его не то, чтобы бегали, но никак не могли встретиться с глазами Николая Петровича.
-Тёзки, значит, — отозвался Николай Петрович, пожимая руку, тоже представился и протянул визитную карточку.
Новый знакомый вытащил свою. На ней значилось, что обладатель сего клочка картона есть поэт и сценарист. «Что ж, интересно лишний раз посмотреть, чем отличается мастер слова от педагога», — подумал Быстров. Они выпили за знакомство и вернулись к столу. Шевчук продолжил разговор с прежними собеседниками, а Быстров, молча, ел и слушал. Ему не нравились насыщенные резкими определениями слова нового знакомого. После ужина он, сославшись на усталость после перелёта, ушел в свой номер…
Наутро после завтрака что-то обсуждалось в рамках конференции, а к вечеру они опять столкнулись в холле гостиницы и минут десять поговорили на общие темы. Тёзка из Белоруссии успел пожаловался на неких «демонов», что терзают его грешную душу, на трудную свою жизнь, и при этом улыбался. Его хорошее настроение как-то резко расходилось со значительностью вечных тем человечества. Странное он производил впечатление. Потом их позвали на официальное мероприятие.
И всё вокруг как-то закружилось, завертелось, помчалось рысью, а то и галопом. Что есть три дня, отпущенных на конференцию? Суета сует.
Возвращались они порознь, в разные города и веси.
Однако Николая Быстрова заинтересовали «демоны» своего тёзки, и он отправил ему электронное письмо.
2
Приветствую вас, тезка!
Как добрались до родных пенат? Всё ли
благополучно? Если будет желание почитать мои последние статьи, то прошу любить
и жаловать их. Отправляю две свои последние вещи. Может, понравятся.
Надеюсь, что вы не только писатель, но и читатель.
Братство Николаев должно развиваться. Пишите.
Кланяюсь, Петрович.
Ответ пришёл незамедлительно. Факт сей весьма удивил Быстрова: редко кто ныне поддерживает мимолётные знакомства, даже в профессиональной сфере. Редкий, кто хочет сближения и маломальского раскрытия души. То ли время в России и в мире какое-то одноразовое, то ли всеобщий период отчуждения наступил, как некогда мировое оледенение. Встретились, поговорили, улыбаясь друг другу, и разошлись навечно, хотя что-то обещали друг другу. Так, по большей части, проходят последние съезды, саммиты, конференции. Без практического применения! Много бумаги испишут, подпишут десятки соглашений о намерениях на сотни миллионов рублей или даже долларов, а результат… Пшик, да и только.
Да, и личная переписка приказывает долго жить. К чему проблемы? Вдруг новый знакомый «сядет на колесо» и что-то попросит, а выполнять не хочется. Лень!
А, тут сутки не прошли, и ответ. Завязавшаяся переписка напоминала перестрелку, горячую, несдержанную.
3
Дорогой Николай Петрович!
Спасибо за письмо, за статьи — буду читать, но попозже – сейчас тяжёлый быт, ремонт к зиме, а работников нет – совершенно развратилась деревня, и ремёсел уже не осталось, такова Беларусь в реальности, самая брехливая республика по причине лживого и блудливого лидера. Поэтому в городах народ и посовестливее, и в церковь ходит побольше. А деревня тупая, злая и серая. Никаких святых корней в деревне уже нет — истребили большевики, и народец лукав и ленив. Это только нынешние придурковатые русские патриоты (и агенты Госдепа) брешут и галдят о восстановлении СССР (+ Гулаг) и прочих химер — провались они пропадом.
Я через Минск уехал в глухую деревню, где дом моей
матери — она лежит после инсульта. Сейчас с ней брат, а я живу неподалеку
— приехал ночью на маршрутке из Минска (езды 5 часов), а в доме +8 и не
натопить,
хотя топил ночью, так до утра и сидел, околевал, писал письма — много
накопилось, а в доме разруха как после бомбежки. И зима на носу.
У меня после 1990 года не вышло ни одной книжки, но есть всякие призы. Правда, толку от них. Этакий спорт.
Вот и Вам шлю фрагмент одной из своих стихотворных книжек.
Я очень разный, прошел много всяких периодов, сменил много творческих
лиц, персон, образов, а все еще живу. Странно. И работы немерено — еще жить лет
200 надо, чтобы закруглить. Написал за жизнь примерно 15 тысяч стихотворений и
поэм — это 15 толстых томов. Кучу романов, рассказов, сказочных
романов, драм в стихах и просто пьес,
философской эссеистики, очерков и прочей херни. Практически все в столе.
Сейчас сижу в киносценариях — хочется видимого результата, ну и денег для самоиздания, да и помогать есть кому, а болтовней и стишками не поможешь. Кино дело бандитское и карточная игра, и нужно очень постараться, и чтобы очень повезло. Например, в США, Китае. Индии, где огромные кинофабрики, ДЕСЯТКИ МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК пишут киносценарии, в надежде на славу и деньги. В кино конкуренция велика, но ничего. Постараюсь.
Русских философов люблю, но в последние годы из-за любви к Китаю,
читаю больше вещи их мудрецов. Считаю, что у русских только один брат —
Китай, но мы до этого еще не доросли. Мы все еще барахтаемся в лакейской у
Запада, тявкаем на Америку, а своего-то противопоставить и нечего. И поле
тут для труда безмерное.
Храни Вас Бог и Вашу семью. Творчества Вам и воли.
Ваш НШ
4
Дорогой Николай Николаевич!
Я, наверное, покажусь тебе (лучше на «ты») скучным человеком, но я люблю СССР, хотя, конечно же, не верю в его восстановление, да и не нужна нам бледная его копия, которая всегда хуже оригинала. Вашего «свинобатьку» ценю. Хотя «там хорошо, где нас нет».
Народ наш «исподличал» (так говорили в смутное время 17 века) до предела и гнев Господень явно его не минует. Да, и народа-то практически не осталось: крестьян, как ты правильно заметил, почти нет, рабочих — ну вовсе шаром покати. Один офисный планктон процветает, которому наплевать не только на стихи, но и на всю русскую историю, цивилизацию, культуру, любовь к Отчизне.
Прилетел в Москву, вышел из метро на «Тверской» (Пушкинская площадь), оглянулся, чтобы поглядеть на Пушкина (памятник), и не нашёл его. Какая-то аляповатая, сверкающая огнями арка-новодел загораживает святой лик, оставляя его в непроглядной темноте. Зато Макдоналдс шумит, бурлит. Иду по Большой Бронной медленно, устало. И тут же мужик просит 200 рублей. Я ему:
-А почему не 2000?
Отстал. Через сто метров другой:
— Клад недавно нашёл. Купи русские серебряные рубли 18 века?
Остановился, взял один.
— Хочешь, я эту железку закину в кусты, и ты даже не полезешь за ней?
Отстал. Прошел ещё 50 метров. Под ногами раздавленный крысёнок. На повороте к храму Иоанна Богослова на проезжей части стоит плотно набитый пакет с мусором. Машина наезжает на него. Под картером скрежет. Мешок почти целым выскакивает из-под машины, и у водителя никакой опаски, что в нём бомба. Следующий автомобиль давит пакет, мусор рассыпается по дороге. И, это жизнь? «А если я о доме загрущу — я вспомню о Москве». О такой???
Внезапно приходит аллегория: огромная Москва съела СССР. Её ещё больше расширяют. Москва съест и Россию. Поделился с одним знакомым этим соображением. А он в ответ, что подобную мысль уже кто-то высказывал. Бог с ним, с этим философом (не дурной, видать, человек), но главное — мысли похожие есть у разных людей. Значит, что-то есть!
И на этом столичном фоне, даже пьяные крестьяне выглядят святыми агнцами.
Завод среднего машиностроения, где я работал после института 20 лет, приучил меня быстро, если не мгновенно, отвечать на оперативные вопросы, иначе — взрыв, жертвы.
Я — практик.
Заканчиваю.
А почему бы тебе не жить в доме с матерью и
братом?
Искренне, Петрович.
5
Дорогой Николай Петрович!
На «Вы» или «ты» — это не важно — лишь бы искренне.
Нет времени и сил на такие сильные письма, как пишете Вы. Вы уже в прозу пошли, а жить и делать осталось мало. Не до писем, во всяком случае – мне, поэтому просто не потяну таких разговоров. Я живу один — в себе.
Пойду по пунктам.
СССР как результат революции убил русскую семью, в которой было по 8-10 детей и НАВЕЧНО покрыл русский народ грехом братоубийства и отцеубийства, то бишь гражданской войны, поэтому никакого тепла к СССР у меня нет. Это наше проклятье. НАВЕЧНО.
Никакие космосы, Гагарины, пафос меня не умиляют. Ничего принять не могу. Это был гигант на глиняных ногах и рухнул в минуту, как и предполагалось. Но при падении русские не погибли — и в этом чудо. Сбросили эту чудовищную ловушку и опять живы. Однако из-за революции и СССР мы навеки дети Хама. Если не покаемся, но далеко до покаяния.
Москву люблю, как матерь, какая есть, и она для меня прекрасна. Вот Москва и есть слепок СССР, как Вы описали: с крысами, бомжами, мраком, бездуховностью — такой ее и видел при жизни в СССР — неухоженной, запущенной, мертвенной. Для меня СССР вообще всегда был великим кладбищем, а сейчас люди хотя бы в храмы ходят. В Москве припадаю к источнику силы и могущества — нигде такого нет. Москва да Киев — вот наши острова силы. А все прочие города и местности, не обижайтесь, для меня просто места проживания — захолустье, в какие бы евро-одежды они не рядились. Простите, но я так чувствую.
Но я не москвич, и для меня вся прочая земля — место ссылки. Жить можно и умирать только в Москве. Странно?
Мне веселее читать художественные тексты и находить философию между строк, тайную, темную, о которой и сам автор не подозревает.
Под крышей дома нам тесновато —
давим друг на друга. Все беспокойные, поэтому я прожил полтора года в
одиночку со старыми отцом и матерью — но ушел отец, осталась мать — и
надо как-то делить уход за ней.
Сестрица у меня баптистка-иудаистка — занесло ее
в секту в Минске —
рядом быть не могу — жестокие скандалы. Я
по жизни сформировался как одиночка. В разводе с 1983 года. Дети выросли. Могу
жить на астероиде.
Отвык от разговоров с людьми. И
говорить не о чем. Я человек не мягкий, тупой, заточенный только в одну сторону
— стоицизма, противостояния, молчания, молитвы, всматривания в предмет. Отшельник.
Изредка выскакиваю на форумы и конференции, на
которых тянет напиться и закадрить даму, то есть я элементарный тип. Вот и вся
моя жизнь.
Когда-то был лириком, но
лирика прошла вместе с последними
романами сердца. Осталась одна мысль и
созерцание. Я мистик, сложные отношения с демонами, которые меня стерегут.
Надо быть бдительным.
Люблю читать хорошие умные детективы и боевики, где конкретно наказывается и истребляется зло. Нормальной мирной жизнью (которую описываете Вы) не живу и ее уже не понимаю. Отсюда мои жанры притча, легенда, миф, так называемая мистическая проза со сдвигами ума и реальности, со сложной фабулой и слоями мира.
Четыре вещи хотел бы сделать, пока жив: написать Русского Одиссея (почему Джойс замутил такой роман?), Русского Швейка, русского Дон-Кихота, и русского Гаргантюа. Джойс мне интересен формой, а не содержанием. Надо и тут побеждать.
Вот и все.
Так как нет у меня романов (их по Евангелию запрещено иметь), то и великих стихов уже не будет. Тут горе всякого творца — церковь душит всякого художника. Я прошел это горе на всю глубину, когда убивал себя церковью, убивал годами. Уничтожал все живое и страстное, а что делать? Тут все русские и не русские претыкались. И бегали то от церкви, то к церкви. Горе, горе.
Но есть одно замечание СВЫШЕ, что всякий пишущий обкрадывается писательством, и творец обкрадывается своим творчеством, и талант обкрадывается своим талантом. Лучше бы не писать, а молчать, но выпало так. И не убежишь. Так и приходится дурью маяться.
Храни Бог и пусть дарует
силу и утешение. Ваш НШ.
6
Дорогой Николай Николаевич!
Вы занимаетесь самоедством, и это к добру не приведет. Я хотя и немного старше вас (8 лет), но пожил более насыщенной жизнью и, не обижая вас, говорю так прямо. Точнее, надеюсь, что вы не обидитесь. Хотя вы обидчивы.
Да, конечно, писательство обкрадывает человека пишущего. Разумеется, жизнь богаче и дороже литературы, но говорю я это после 40 лет работы на благо людей и Родины, а не только на самого себя. И это дорогого стоит. То, что переживаете вы, переживали многие, но тот, кто нашёл в себе силы, чтобы быть полезным обществу и людям, освежает себя, обретает силы.
К каждому вашему собственному определению можно подобрать синоним. Например, «быть заточенным в одну сторону» – читается, как упрямство.
Мне ведь тоже некогда писать длинные письма, так как ещё меньше, чем вам, осталось жить, но я пишу. В одиночку нас буржуи сломают в два счёта: раз-два и готово. Особенно в нравственной сфере. Конечно, мне бы лучше помолчать, не говорить всех этих резкостей, но я крестьянский сын, в худшем случае, технический интеллигент, и не терплю недосказанности.
Обиделись? Значит, братство Николаев шатко и непрочно. Всё, как у Флоренского. Ваш Петрович.
7
Дорогой Николай Петрович,
Я тоже крестьянский сын, родился в глухоманной деревушке Полесья, все детство (до школы) прожил при керосиновой лампе, помню глиняные полы в хатах, где жили мать и отец. Деревенский пастух сплел мне во младенчестве берестяные лапти — не было сандалий.
Обижаться мне некогда. И я не понимаю слова ОБИДА. Могу понять ОСКОРБЛЕНИЕ, но и это могу преодолеть практически с улыбкой, иначе надо тут же убивать оскорбившего — и убивал бы с радостью, но вот не убиваю, не вышло в юности, а сейчас куда уж. Просто идут непонятки, мы с Вами только читаем слова друг друга, а не между слов и между строк.
Вот мой день сегодня.
Весь день вскрывал ломом полы — очень тяжелая работа, тесал топором дубовые лаги, перевозил дубовые бревна на тележке далеко по грязи и дождю. Клали с плотником полы, много плотницкой работы, а сейчас смотрю СПИНОЙ по интернету блестящий британский сериал ВИРТУОЗЫ о великих аферистах и мошенниках. Он нужен мне для работы над сценарием, и под диалог актеров — а это самое главное, рублю ночью зубилом и топором старую штукатурку с грубки- грязная и неприятная работа. Деревня давно спит, а я мало сплю.
Много тяжелой ручной работы, а надо торопиться, чтобы поставить унитаз, душевую кабину и прочее, чтобы мама могла помыться в душе — она сама попросила.
Завтра священник из деревенской церквушки придет соборовать и причащать маму. Это главное. Часто до 4 часов утра читаю Псалтырь о здравии матери, как читал его же — об упокоении отца.
Сейчас ночь, а я в рабочей брезентовке продолжаю в ночь работу, а потом буду читать Псалтырь во здравие мамы с инсультом.
«Освежаться» мне не надо. Я всегда в работе, всегда в деле — с яростью, захлебом и радостью, поэтому и самоедства не знаю.
Дневников не веду, мелочей не вижу. У меня вообще НЕТ ПАМЯТИ. С ДЕТСТВА. Я ЖИВУ ТОЛЬКО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, а дальше предыдущий день, а, тем более, год — проваливается. Это у меня с детства — и все это знают. У меня даже нет зеркала, бреюсь наощупь. Себя не люблю и стараюсь себя не замечать, отношусь к себе как к орудию труда. Для меня есть только дело и результат.
О врагах всегда помню. И на конференцию явился с книжкой о врагах. О бандеровцах и фашистах. Мне не одиноко, я окружен тысячами тысяч чужих и своих мыслей.
Письма, действительно, писать некогда. Свои дела стоят. А братство Николаев — в сознании единого фронта, а бьются все в одиночку на своем участке. И приятно изредка узнавать о победах добрых людей. Я всегда радуюсь чужим победам.
Да, надо брать автомат и ехать стрелять в Донбасс. Но и по молодости никого не убил, хотя хотел, а уж после 60 лет странно убивать людей, но, может, я сильно не прав. И убивать надо, все же, но что же глупых хохлов заготавливать на мясо?
У китайцев 60-летний мужчина освобождается от
посягательства жены
и женщин вообще и получает право уйти в
хижину на вершине. Тут поближе к правде.
Мы с Вами одиночки в хижинах на горе. И можем перемигиваться, зажигая костры. Увидел дым и огонь – и, слава Богу. Товарищ жив на горе.
Не обижайтесь на меня. Не горюйте. Я
десятки лет потратил на воспитании себя в одиночестве. Я с 1992 года не знаю
женщин,
простился со всеми своими
возлюбленными, кое-кому солгав, что стал импотентом. Но я совершенно
здоровый мужчина и весной-летом весьма страстный, а надо терпеть
и сдерживаться, так как Богу это неугодно.
Кланяюсь Вам, с любовью и радостью, что Вы сражаетесь и побеждаете.
Ваш НШ
8
Николай Николаевич, дорогой, здравствуй!
Если бы я не читал между строк, то не переписывался бы с вами.
Чувствую, однако, что у вас двоятся мысли, а как сказано в Соборном послании
Святого Апостола Иакова: «Человек с двоящимися мыслями не твёрд во всех
путях своих».
Пример двойственности? Осуждать одновременно СССР и бандеровцев — это ли не двоение мыслей. Антисоветизм — это испытанное оружие бандеровцев, русофобов, либералов. Вы разве либерал?
Я готов понять «певца» Розенбаума, что недавно призвал русских покаяться перед прибалтами за годы «оккупации», лицедея К. Райкина -«советская власть — это идиотизм, о котором я вспоминаю со страхом», Диму Быкова –русские это бросовый народ. Они — неисправимы. Вас понять трудно!
Я лишь потому буду хвалить Союз, что либералы хают СССР, Сталина. Вам нравятся буржуинские порядки, что пришли с 1991 года? Когда помыкают народом, и выдают неисчислимые преференции буржуям, вам это по душе? Монетаризм, что является сейчас экономической основой нынешней России (есть только в Аргентине, а в других развитых странах -государственный капитализм), предусматривает с годами полный отказ от выплаты пенсий гражданам из бюджета, полный отказ от бесплатного образования и медицинского обслуживания. Вот состаритесь, а болезни будут донимать вас, тогда вспомните СССР, но будет поздно. Дай Бог вам здоровья, чтобы не испытать страшного чувства позднего раскаяния.
Согласен, что у вас не было счастливого детства, потому и памяти о нём нет!
Нужно, чтобы кто-то из людей (!) вас любил! Без этого жизни нет. Будет любовь, тогда не будет существования только «ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС». Ещё раз повторю: жизнь выше литературы! Не сердись!
Петрович.
9
Дорогой Николай Петрович!
У нас начинается неглубокий бесконечный диалог на уровне партсобрания.
Бандеровщина не в отрицании СССР. Вы не в
курсе, изучите вопрос.
Я родился и живу на земле бандеровцев, они тут работали, когда я уже
появился на свет. Это страшное явление, чума славян и украинцев. Бандеровщина
исходит из украинского вопроса, а это очень глубокий вопрос. И это надо изучать.
И то, что сегодня брешут евреи, меня мало
колышет. Есть глубокая память русского народа. Например, мой дед Саня
по матери, донской казак,
участвовал в Антоновском восстании, когда красный Тухачевский травил
крестьян газами (даже Гитлер не осмелился применить газы против СССР, так как
имел опыт на своей шкуре во время Первой Мировой). Тухачевский брал заложников и
женщин, и детей в традициях иудеев и прочее.
Для меня революция 1917 года — исчадие ада. И лысое исчадие ада, предтеча антихриста, торчит до сих пор на Руси. Для меня дело жизни — взорвать хотя бы одного этого идола с превеликим счастьем.
Бунин и очень многие не приняли Иудейский
мятеж 17 года. Не было бы этого мятежа, не было бы и Гитлера — он
пришел как кара.
Все это общеизвестно.
Но русская интеллигенция, как и сливки
многих других народов,
не любит правды, живет мифами. Я люблю древние мифы, а современных не люблю, так
как не люблю лжи. Что делать? Поэтому я уже не живу по городам, а
живу в глубинке — тут тоже хватает брехни — славяне гниловатый
этнос, но все же проще.
Ссылками на Евангелие можно раздолбать
любого человека. Толку?
Даже святые не могли жить согласно всей силы Евангелия, и нарушали его
часто, и даже ангелы нарушали, поэтому-то и увел треть из них Люцифер.
А что человек? Откройте Псалтырь — всяк человек — ложь. Это сказано 3000 лет назад.
Знаете, я человек рабочий и не занимаюсь
словопрениями. У меня по евреям — книга, о Сталине (в отличие от
других русских) книга стихов, и два тома — его духовная биография, о
бандеровцах книга, по белорусскому вопросу книга и т.д. Но потому, что это не в
дугу, — это все лежит спокойно
в шкафу. Да там очень много чего лежит, а мне главное – работать и
мыслить. А жить начнем после смерти.
Кланяюсь. Крепитесь и не живите идеологией. Мы с Вами писатели и художники. Тут задачи куда сложнее и тяжелее, чем у публицистики.
По мне ваш президент промахнулся, когда
сказал,
что главная катастрофа ХХ века — крушение СССР. Скорее всего, просто
хотел попугать американцев. На самом деле самое страшное — это крушение Русской
империи. Уничтожение русского народа. Для этого и была сделана
революция, где лысый карлик был агентом Генштабов Берлина, Вены,
Вашингтона и иудейского синедриона. Все это известно всему миру,
только не русским патриотам. Увы.
Посмотрите цветные фото России до революции фотографа Горского. Их только сейчас расшифровали — какая была прекрасная и изобильная мощью страна. Божьей мощью, а не сатанинской, как СССР. И как ту РОССИЮ и ее народ уничтожили и оболгали гниды-большевики.
Изучите вопрос, иначе нет диалога. НШ
10
Николай Николаевич, дорогой мой антисоветчик в прямом и переносном смыслах, здравствуйте!
Жутко читать ваши откровения. Жутко не потому, что слаб умом, а потому, что такого махрового противника социализма я не встречал. Но, впрочем, всё по порядку:
1. О партсобрании. Вы откуда знаете, как шли партсобрания. Вы были членом КПСС?
2.«Донской казак». Как вы все — русофобы и либералы – одинаковы. Они ненавидели по семейному принципу Сталина за то, что тот заставил их дедушек и бабушек трудится в лагерях, так и вы ненавидите Советскую власть за то, что она потравила вашего деда. Шире надо мыслить, а не по-семейному. Время было жестокое. Мой дед тоже был в застенках ЧК, но я люблю Сталина за то, что он создал советскую империю, а не отдал её на растерзание Западу. Тогда ВЫ до сих пор ходили бы в берестяных лаптях, сгибая шею перед польским паном.
3. «Гитлер как кара СССР». Тогда для вас и Власов — национальный герой, потому что работал на кару СССР, как Гитлер. Упомянутый вами Бунин был в годы Великой Отечественной войны за СССР, а не за Гитлера, как Мережковский. Кстати, вы очень на Мережковского похожи своими взглядами. Ведь даже великий князь, Александр писал, что большевизм — единственный выход для России. Иначе — колония Запада. Сейчас мы полуколония. Это хорошо?
4. «Славяне — гниловатый этнос». Совсем-совсем по-быковски, то есть по-русофобски, о чем я писал в предыдущем письме. Напрасно вы открещиваетесь от них. Духовно вы с ними близки
5. «Мои книги не в дугу». Понятное дело! Даже вы понимаете, что хватили
через край со своим махровым антисоветизмом, мизантропией и расизмом (славяне —
гниловатый этнос). Да, Иван Павлов, сын священника и нобелевский лауреат (1904)
написал критическую книгу «Лекции о русском уме» (1918), но он
работал на советскую власть, понимая, что труд на благо общество — это
созидание. Иное, как у вас, — это разрушение!!! Вы, лично, только для себя копались
в книгах, в рукописях, не создавая материальных ценностей для народа. Я 20 лет
работал на заводе и знаю, и ценю труд не только для себя. Вам этого не понять! Спасибо
судьбе, что познакомила меня с Вами. Такого русофобства я бы никогда не узнал.
Спасибо и вам, что были откровенны со мной.
Петрович.
11
Дорогой Николай Петрович.
Не получаются у нас разговоры. У Вас не выходит ни читать мои слова, ни между слов. Так тому и быть.
Гниловатый этнос, потому что бездуховны, безбожники — в церковь не загнать, часто лентяи, лжецы, воры необязательны и бессовестны и т.д. И до революции была проблема с народом-богоносцем, а сейчас тем более. А это горе и горе. И лгать тут нельзя. Можно ничего не видеть. Об этом давно сказано — «имеют очи и не видят, имеют уши и не слышат». Я вижу и слышу с детских лет очень остро и горестно. Это тяжело быть трезвым, а не пьяным от идеологических штампов, как это было до 1990 года, как это есть и сейчас.
Вы знаете, почему Шолохов замолчал после
«Поднятой целины» и молчал до смерти и пил горькую? Почему молчал и
пил горькую мой дед
после советских и немецких лагерей? Молчаливое
неприятие советской власти и партейцев. И такова была жизнь
миллионов, особенно ветеранов войны.
Попробуйте ответить иначе — выйдет неправда.
Карканье о социализме всяких важных персон — и
что? Мерещилось многое. Показали бы им этот социализм после 17-го года с
лагерями и
бездуховностью — какие бы песни запели все, кто кликал
тот мифический социализм. Ну и где он сегодня? Букашка-Горбачев разрушил?
Или тот социализм сгнил на корню? И нет его нигде в мире, потому что еврей
и антихрист Маркс знал, что делал, разжигая пожар на планете. А русские
попались, как дурачки, и выполнили работу еврейских рабов и янычаров.
Я улыбаюсь, читая Ваши пассажи о моем либерализме и русофобии.
Вы работали на заводе – значит, прошли преддверие ада. Я проходил его по-своему, людей труда всегда любили сам люблю работать руками. В чем вопрос?
Для меня антисоветчик не оскорбление. Я сам дорос до этого в 7-8 классе, в одиночку, в полесских болотах, без БИ-БИ-СИ — и это была реакция на ложь и бессовестность вокруг.
И бандеровцы НЕНАВИДЯТ МОСКАЛЕЙ, Русских, а
не просто советских, и сами бы хотели построить тоталитарное
государство,
бандеровский Райх. А евреи как раз очень большие
пропагандисты
СССР, еврейского СССР с закрытыми
церквями, разрушенной исторической памятью и народом-зомби. И
пропагандируют свою химеру 17-го года от обратного — они уже делали попытку
во времена Горбачева — «и Ленин такой молодой, и юный октябрь
впереди». Хотели разжечь снова пожар только под знаменем
Троцкого, установка не изменилась.
Вы жуткий любитель ярлыков, хорошо, что опоздали попасть в ЧК, а то бы умыли Русь кровушкой.
Вот от таких любителей «СССР» и
шарахаются люди. И от такого Вашего «СССР» с такими его идеологами. Знаете,
была Гражданская война,
и там были белые и красные. Я обычный
белогвардеец, без любви к краснопузым и их учителям — лысым и
картавым антихристам.
Я не люблю зомби, пусть они называют себя строителями
социализма,
коммунизма и прочего бреда. Сядьте
трезво и поразмыслите — великий Пушкин, дворянин и монархист, в
Гражданскую на чьей был бы стороне?
Думаю, с Царем и Белой гвардией. Так вот я
выбираю Пушкина, а не Вас и Ваш дурацкий СССР. Монархист-Пушкин
вечен, а СССР, умытый насквозь русской кровью, рассыпался как карточный домик.
Вам нравятся эти руины? Или вечная царская Россия.
Но надо сильно извернуться во лжи и фарисействе именно большевистско-иудейской нечисти, чтобы называть белогвардейцев русофобами.
Вы так и умрете слепым воспитанником
идеологических штампов.
Печально, но факт.
Поболтали и хватит. Пора за дело.
Идите в церковь на исповедь и причастие. Это
надо Вашей душе.
«СССР» Вас не причастит. СССР был
обречен на исчезновение. Тот самый СССР, борец против Бога и Православия. НО
РУССКИЕ ЛЮДИ ПРЕТЕРПЕЛИ ЕГО, КАК ЧУМУ. Вот и идите к Православию, иначе
смерть.
А Сталина больше не будет. Сталина сформировали
ссылки и Сибирь.
Такой суровый путь уже не пройдет никто.
Оставим агитки и клише: возьмемся за работу, Николай Петрович. Много работы.
Храни Вас Бог.
НШ
12
Да, дорогой Николай Николаевич, мне тоскливо от общения с вами.
Между ваших строк нет ничего конструктивного, кроме голого, махрового,
пещерного антисоветизма, разбавленного русофобией. Вы даже не в состоянии
понять: из-за чего «мы всё ещё барахтаемся в лакейских у Запада»
(ваша цитата из 1-ого письма). Потому и болтаемся, что лишились силы СССР. И
будем болтаться с чубайсами, немцовыми, абрамовичами ещё долго, пока не станем
подмандатной территорией. Что вас, как представителя пятой колонны, конечно,
обрадует.
Удивительные метаморфозы происходят с людьми из белорусских деревень. Василь Быков к концу жизни стал антисоветчиком. Та же Алексиевич — завзятая русофобка, Павел Шеремет, да плюс вы. Видимо, местечковая жизнь способна формировать лишь ограниченное, затхлое и гнилое, как полесское болото, мировоззрение.
Вы не в состоянии понять, что, называя славян гниловатым этносом, вы и себя относите к гнилью. Правильно, что некоторые учёные считают русских не совсем славянами. Русские шире натурой, чем вы, полесские лешаки и свидомые украинцы. Вы завидуете русским, сумевшим сформировать великую империю (и царскую, и советскую), а ваш народ оказался на обочине истории. И потому вам приятен развал СССР, вас радует, что мы оказались вместе с вами в одной куче дерьма.
Вы не в состоянии понять, что, если уйдёт со сцены «свинобатька», то землю Беларуси будут топтать американские и польские сапоги. Вы до этого момента доживете, и, скрипя зубами, вспомните меня. Но тогда (да и сейчас) у вас есть шанс выдвинуться и стать Нобелевским лауреатом, как Алексиевич. Достаточно ваши русофобские и антисоветские романы направить в США или Польшу, как вы станете в «лакейских Запада» высокооплачиваемой звездой. Дерзайте!
Можете мне не отвечать. Ваш адрес я отправил в СПАМ.
13
Всего лишь неделю длилась эта переписка. Поначалу Быстров, прочитав очередной ответ, недовольно качал головой, несказанно удивляясь существованию таких одиночек, никого не любящих и, соответственно, нелюбимых. Красные и белые. Белые и красные. Потом убедился, что нет никаких точек соприкосновения с Шевчуком, абсолютно никаких.
В институте его когда-то учили, что нет абсолютной истины. Но, видимо, существует некая абсолютная генетически доморощенная несовместимость, независимая от расовых, национальных, половых, имущественных и каких-то других особенностей. Он, конечно, мог говорить с Шевчуком о дубовых брёвнах, спрашивать, какой они толщины и, где у них растут дубравы, далеко ли, близко ли. И как выправить порубочный билет, или купить редкую древесину где-то на лесной бирже?
Если бы Быстров вёл с жителем Беларуси хозяйственные, а не политические разговоры, то никакого разлада у них не случилось бы. Наверное, советская власть четко понимала эту истину. Власть, а по её команде СМИ, особенно телевидение, в своем общении с гражданами великой и необъятной империи ограничивались хозяйственными проблемами, ясными и близкими большинству людей. Сводки радио и телевидения рассказывали о пусках домен и мартенов, о строительстве БАМа и прочих магистралей. Даже художественные фильмы непременно затрагивали производственные или научные (деловые) вопросы, решение которых одинаково и для русского, и для белоруса, и для украинца. Дружба народов обеспечивалась единством ясной цели. Как только в перестройку власть дала отмашку на перетряхивание старого политического белья, так подняли головы и красные, и белые, и националисты, и пацифисты. Не буди лихо, пока оно тихо. И общество раскололось.
Быстров, видя в «ящике» очередное политическое ток-шоу, где намеренно сталкивают полярные мнения украинца, русского, поляка, американца, несказанно удивлялся. Зачем это? Ведь болтовнёй не сблизишь людей. Зачем культивировать раскол, и утверждать при этом, что силы власти якобы направлены на сплочение. Только общий труд при единой цели может сплотить людей. Кто позовёт нас на общее созидание?
Быстров раз за разом перечитывал этот неожиданный эпистолярий и понимал, что он дан ему не случайно, что возможно продолжение. Как и в чём оно выразится – неизвестно. Ему было ясно одно: больше общих дел и меньше слов. Отнюдь не новая истина.
Быстров залез пятернёй в поредевшие, сплошь седые волосы, потеребил их, смежил серо-зелёные глаза и подумал: «А всё ли так очевидно?» И вспомнилось ему библейское предание и латинское выражение «Quo vadis» (куда идёшь? – на церковно-славянском – «Камо грядеши»), давшее имя известному роману Генрика Сенкевича. Будто бы апостол Пётр во время резни христиан в Риме, тайно покинул братьев по вере, спасая себе жизнь. А навстречу ему Иисус Христос. Его Пётр спросил:
— Куда идёшь, Господи?
— Раз ты оставляешь народ Мой, Я иду в Рим на новое распятие, — ответил Петру Христос.
Пётр вернулся в Рим и принял мученическую смерть.
Камо грядеши, славяне?
2016г.
